И я хорошо помню её рассказы. Как первый раз пришли немцы, как её брат и сестра ушли в партизаны. Как её чуть не убили.
Как взорвался партизан на гранате, когда его окружили. На её же глазах пытались застрелить второго, но тот ушел. Голод и страх.
Как она бегала на похороны, когда кого-то хоронили из партизан, проверить не её ли это брат или сестра.
Как развешивали объявления о награде за голову её брата. Как при отступлении немцы поджигали её дом, когда сжигали деревню.
Как деревню в той же области сожгли вместе с жителями. Как они с отцом скитались по Эстонии в поисках крова и заработка на хлеб, не зная живы ли её брат и сестра.
Много воспоминаний… Еще ребенком я сказал маме, что самый главный праздник в году — это новый год. Все ждут чудес. Очевидно, что я тогда еще верил в деда мороза.
На что мама мне сказала, что праздник он может и главный, а вот самый главный день — это день когда закончилась война.
Хотя и не праздник вовсе. Отмечать нечего. Столько людей полегло. И заплакала… Она все время плакала когда вспоминала, что-то из детства.
Военного детства. Сначала воспоминания, потом слезы. Так я и вырос, понимая, что любое упоминание о войне — это прежде всего слезы…
В самый разгар ура-патриотизма я сдуру ей ляпнул, что сейчас есть люди, которые хотят это все повторить. — Немцы?
С испугом спросила она. — Нет, говорю. — Наши, русские. Хотят все повторить. Обстрелы, танки, сожженные города, голод, до Берлина дойти.
У тебя зрение плохое, ты не видишь. А у некоторых на машинах так и написано «Можем повторить» и «На Берлин».
Она села на диван, немного подумала и заплакала…
Михаил Ежов